Прекрасное и нравственное неразделимы

По мотивам романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»

Письмо Павла Петровича Кирсанова члену Английского клуба

Дрезден.
Брюлевская терраса.
Члену Английского клуба
господину Сепягину И.С.

Любезный мой друг Илья Семенович!

Прошу покорно простить меня за долгое молчание, на то была весомая причина: был не здоров из-за дуэльного ранения. Вы воскликнете: «Как можно! Помилуй! В твои лета!» Но расскажу все подробно.

Вы знаете, мой друг, что вот уж несколько лет я живу в поместье моего брата Николая, недалеко от Орла. Марьино – местечко глухое, захолустное, впрочем, очень русское и милое. Брат мой живет по старинке, в хозяйстве мало что смыслит, но держится молодцом, старается не отставать от жизни. Несколько недель назад вернулся после учебы из Петербурга его сын Аркадий и привез с собой своего нового приятеля по фамилии Базаров. Этот лекарский сын очень дурно повлиял на моего племянника, зато Аркадий во всем старается ему подражать.

Базаров – человек науки, много читает, уверенно говорит, есть в нем какая-то внутренняя сила. Но он вызывает у меня стойкое отвращение: его длинное исхудалое лицо с бакенбардами песочного цвета, его странный балахон, эти рабочие красные руки...Особенно же меня отталкивает его высокомерная манера вести себя в обществе: он все передергивает, отвечает с вызовом, иронизирует, спорит, высмеивает. Николай жаловался, что Базаров прервал его, когда тот начал читать отрывок из «Евгения Онегина» Пушкина. Помните ли...

Как грустно мне твое явление,

Весна, весна, пора любви!

Именно в это время Базаров попросил у Аркадия спички. Какое неуважение к поэзии, к чувствам человека, декламирующего эти строки!

Вы знаете, дорогой Илья Семенович, как я люблю природу, чистый воздух лугов и дубрав, свежесть полей. Может быть, я не умею выразить это, как мой брат Николай, я не такой романтик, как он, но я чувствую эту красоту. Есть в нашей скромной русской природе особое очарование застенчивости и тихой красоты.

А знаете ли Вы, что говорит об этом Базаров? Он считает, что «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». Видано ли?! Природа – мастерская! Каково?! Он смеется, когда мой брат слушает вечерние голоса птиц и шум листвы. Ему эти звуки ничего не говорят, не усмиряют его грубую натуру. Зато он гордится тем, что нашел редкий экземпляр водяного жука, уж и не знаю его названия.

Вообще он считает, что прекрасное, искусство – это все выдумки для нервных старичков, и заявляет, что «Рафаэль гроша медного не стоит», зато «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта». Поймите же, Илья Семенович, я не против науки, но нельзя же так про искусство! Раньше, помнится, мы читали Шиллера, Гете. А теперича пошли все какие-то немецкие материалисты, вроде Бюхнера. Я так и спросил этого гордеца:

– Вы, стало быть, искусства не признаете?

На это он ответил отрывисто и дерзко:

– Искусство наживать деньги, или нет более геморроя!

Это его заявление вывело меня из себя, я почувствовал, что схватка неизбежна.

Действительно, наступил день, когда наши противоречия обнажились совершенно.

Все началось с того, что Аркадий взял из рук у моего брата Николая книгу Пушкина, кажется, «Цыганы», и положил перед ним брошюру «Материя и сила» Бюхнера. За вечерним чаем разгорелся спор. О чем? Да все о том же: сначала об аристократии, потом о традиционных ценностях, о русском народе, политике, искусстве, науке. Этот новоиспеченный материалист Базаров отрицает все, у него нет авторитетов, он отрицает значение искусства в нашей жизни, он не признает красоты и прекрасного... И знаете ли почему? Потому что он... нигилист! Слово-то какое... как ругательство. В пылу спора он произнес запальчиво:

– В теперешнее время полезнее всего отрицать – мы отрицаем... Все.

Я переспросил его:

– Как? Не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить..

– Все! – ответил он с невыразимым спокойствием.

И тогда я понял, кто передо мной. Нигилист. Отрицатель. Разрушитель, обладающий уверенной силой и сатанинской убежденностью.

Таким ничего не страшно. Они всегда правы, хотя и... не правы. Они все и всех уничтожают. Им Пушкин, Рафаэль, Гете – не авторитеты. Материалист Бюхнер – вот их идеал!

Они глухи к поэзии, к музыке, прекрасное для них не прекрасно, а смешно. Этот лекарский сын высмеивал моего брата, играющего на виолончели!

Природа для него – объект изучения и потребления. Он прогуливается по Марьино не для того, чтобы восторгаться местными красотами, а чтобы ловить лягушек да жуков для своих мерзких опытов.

Неудивительно, что человек с таким чудовищным цинизмом и такой неразвитой душой глух к красоте и ко всему прекрасному. Он воображает себя передовым человеком, а ему только в калмыцкой кибитке сидеть!

И это страшное заявление: «Мы отрицаем все!». Понимаете ли Вы, любезный Илья Семенович, о чем он говорит? Он же... о Боге! Он не произнес это слово, но я понял. А знаете ли, почему он отрицает Творца? Потому что себя считает таковым! Человек, который не читал «большой» литературы, душа которого черства к красоте, к шедеврам человеческого духа, судит творчество и Творца! Что ж, вполне логично! Человек без чувства прекрасного не ценит жизнь, не ценит плодов человеческой цивилизации! В нем вопиет сатанинский голос бездуховности.

Страшно, Илья Семенович! Вот наша молодежь! Вот наши наследники! Несчастные!

Не дай Бог, разведется этой нечисти по земле русской, будут они все сметать на своем пути: Пушкина сжигать, на картины великих художников плевать, над музыкой Моцарта смеяться, а потом и храмы станут разрушать, а там уж и царя нашего православного с трона низвергнут.

И тогда... О бедная Россия! Не хочу даже и думать об этом. Пусть все-таки сия чаша минует нас! Надо только эту болезнь, «базаровщину», задушить на корню. Нельзя позволить, чтобы она разрушила наше общество.

Вспоминаю, как говорил Цицерон: «Нравственно-прекрасное – это основа всех обязанностей, вытекающих из добродетелей идеального гражданина». Прекрасное и нравственное неразделимы! Источником нравственности являются природа, человечество, наука, традиции, искусство, литература, а все это, мой любезный друг, исключительно прекрасное. С самого детства нужно воспитывать эти чувства в человеке.

Думаю, в своих убеждения я не одинок... Нас миллионы, и мы не позволим попирать ногами свои святейшие верования.

А что у Вас в Дрездене? Появились ли у Вас такие вот умники? Какие концерты у Вас дают? Какие выставки проходят? Какие философские труды читают?

Какие проблемы Вы обсуждаете в нашем Английском клубе? Признаюсь, скучаю по Вас, дорогой мой друг Илья Семенович. Как поживает член клуба господин Столберг?

Собираюсь после излечения приехать в Дрезден. По приезде на одном из заседаний обсудим явление нигилизма в европейском обществе, а также вопрос о сохранении классической европейской культуры. Дело это очень важное. Мы, люди, отстаивающие европейские культурные и духовные ценности, должны все сделать для спасения цивилизации, потому что она нам дорога, нам дороги ее плоды! Базаровщина может погубить ее.

Спешу закончить мое послание, мой друг. Часто смотрю на открытку с видом Брюлевской террасы и надеюсь на скорую встречу с Вами в Дрездене.

Засим остаюсь искренне Ваш

Павел Петрович Кирсанов.

P.S.

Прошу прощения, дорогой мой друг, увлекся и забыл сказать, что я сам вызвал Базарова, этого умника, на дуэль. Был ранен, хотя противник мой не целился. Вообще, надо отметить, что Базаров вел себя благородно, оказал мне помощь и вскоре уехал из Марьина. Аркадий, кажется, не очень-то страдает и серьезно влюбился в Одинцову Катеньку, младшую сестру светской львицы Одинцовой Анны Сергеевны, живущей по соседству. И я рад, что племянник мой не заразился вирусом базаровщины.

Орловская губерния.
Марьино.
30 июня 1859 года