Через Искусство имеем Свет

Да, действительно, мы через Искусство имеем Свет. Почему? Потому что каждое Имя, данное нам от рождения, несёт в себе Свет, свет открытия. Об одном таком открытии-откровении я и хочу поведать всем, кому дорога Россия и сыны её Отечества...

...Начало осени. То замечательное время, когда солнце уже не оставляет ожоги на теле, а трава еще не подернулась ночной изморозью. Я лечу на очередное свидание с городом. Позади меня, чуть подпрыгивая от скорого шага и крепко вцепившись в моё запястье, торопится младшая сестра. Ноги ведут вдоль ставших родными проспектов, мимо старинных домов и уводят в переулки. И правда, Петербург можно любить хотя бы за то, как полно он впитал в себя атмосферу прошедших лет и даже столетий. Согласитесь, не каждому городу это под силу. Подходим к зданию, которое перекликается с утренним небом голубизной фасада.

– Юля, я устала, куда мы так бежим? – запыхавшись, спросила сестрёнка.

– Я больше никуда не пойду, – сказала она и, желая показать всю свою решительность, скрестила руки на груди и остановилась.

– Вот видишь это красивое здание слева от тебя? Это Кунсткамера. Пойдём, тебе понравится! – ответила я и, подхватив её подмышки, потащила к музею.

На его фасаде красовалась мемориальная доска. «В э-том зда-ни-и, ко-лы-бе-ли рус-ской на-у-ки, с 1741 по 1765 год ра-бо-тал Ло-мо-но-сов» – не преминула прочитать Люба.

– Юль, а кто такой этот Ло-мо-но-сов? – спросила она, продолжая рассматривать

табличку.

– Это великий учёный и энциклопедист, – ответила я и тут же смутилась, сообразив, что семилетний ребёнок вряд ли понимает значение этих слов. – В общем, пойдем, сейчас сама всё увидишь. И я сразу повела Любу в кабинет великого ученого.

Когда мы пришли, стало очевидно, что сестра нисколько не разделяет моего восторга, связанного с нахождением в святая святых. Ей было скучно. И, словно в подтверждение моих мыслей, она зевнула. В этот момент я твердо решила заинтересовать Любу. Мне очень хотелось, чтоб она поняла всю значимость человека, который стоял у истоков нашей науки.

– Люба, а знаешь, ведь это необычное место! Здесь все предметы имеют душу... Они даже оживают по ночам и ведут свои вековые беседы, – начала свой рассказ я.

– Я тебе не верю, вещи не могут разговаривать! – возмутилась она.

– Правда-правда! Уж не думаешь ли ты, что я стала бы тебя обманывать? Я же не сама это придумала, мне рассказал Петр Семенович, охранник, который тут работает вот уже 10 лет и каждую ночь слышит их скрипучие голоса.

По широко распахнутым глазам сестры я поняла, что сумела её заинтриговать.

– Так вот, однажды, глубоко за полночь, Петр Семенович совершал свой обычный обход по музею, когда услышал какой-то странный шум, доносившийся из рабочего кабинета Михаила Васильевича Ломоносова:

– Хорошо, это очень хорошо, что сигнализация в музее реагируют только на возгорание материальных ценностей! Ведь если бы она отзывалась на пламя сердца и жар души, здесь был бы уже добрый десяток работников пожарной службы!.. Как я устала, как устала смотреть на то, что несносные школьники вытворяют в этих старинных стенах. Надругательство над наукой, никак не меньше! – разразилась гневной тирадой забытая в углу швабра.

– Успокойтесь, дорогая, главное, что люди понимают нашу ценность, – отвечали тяжелые старинные фолианты с полок тёмного дерева, – ведь Ломоносов утвердился как энциклопедист лишь оттого, что не выпускал из рук наших переплётов!

– Постойте! Мой вклад в жизнь и работу Михаила Васильевича гораздо ценнее! – взвизгнула прозрачная, словно слеза, реторта, – без меня был бы невозможен расцвет мозаичного мастерства!

– И всё же Ломоносов был скорее поэт и энциклопедист! – не унимались книги.

– Я буду спорить, он был величайшим химиком! – не унималась реторта.

– О чём вы говорите, друзья мои, да это я, я – полнейшее олицетворение трудов и гения Ломоносова! – пробасил стоящий в углу комнаты глобус.

– Да-да, Михаил Васильевич был лучшим географом! – пропищали приглушённые ящиком стола географические карты, над которыми когда-то мелодично поскрипывало перо Ломоносова.

– Минутку, все ваши доводы – ничто! Это со мной Ломоносов добился признания! Я – лучшее дитя его трудов! – возмутилась чинно водружённая на стол линза. – Он был мудрейшим человеком и самым выдающимся физиком.

– В таком случае, не стоит забывать и обо мне, – холодным тоном произнесла чудом уцелевшая большая раздвижная зрительная труба. – Ломоносов был ещё и одаренным астрономом. Вместе с ним мы наблюдали прохождение Венеры через диск Солнца аж в 1763 году!

Так спорили о гениях Михаила Васильевича Ломоносова предметы, без которых была бы невозможна его деятельность. Рассуждая о собственной важности, все забыли о том, что он был уникумом. Неоценим его вклад в каждую из перечисленных наук. Он щедро дарил знания, не требуя ничего взамен и не кичась своей значимостью.

А пока зала шипела на все голоса, бывалый охранник Петр Семёнович стоял, словно каменное изваяние, широко разинув рот и приложившись лбом к дверному косяку.

Из ступора его вывел глас, громом прокатившийся по всему зданию Кунсткамеры. Сомнений нет, это разбудили Большой академический Готторпский глобус:

– Довольно! Прекратите споры! Вы все одинаково важны для научного прошлого Ломоносова. Гениальный человек – гениален во всём! Михаил Васильевич был поистине многогранным учёным и до сих пор поражает удивительной универсальностью дарования. Так стоит ли доказывать друг другу и без того очевидное?..

Ответом ему была тишина и мерное тиканье часов, которые уже третье столетие не прекращают свой мирный ход. Готторпский глобус глубоко чихнул, и в поднявшемся густом облаке пыли утонули ночные споры. В зале стояла мертвая тишина, и лишь неестественно раскрытая книга говорила о реальности происходящего. Петр Семенович подошёл к столу и уже собирался закрыть фолиант, когда взор его упал на единственную надпись, золотыми буквами украшавшую разворот: «Великие люди сами сооружают себе пьедестал; статую воздвигает будущее...»

Я закончила говорить и перевела дух. Но мысленно была где-то в XVIII веке, прогуливалась по коридорам Академии наук, робко касалась сидящих за столом профессоров и адъюнктов, шелестела бумагами, скрипела перьями и шуршала коврами. Я уже почти услышала голос Ломоносова, как вдруг мои грезы бесцеремонно прервали. Люба с силой трясла меня за руку.

– Юль, а знаешь, я поняла, кто такой этот Ломоносов! – гордо промолвила она.

Я счастливо улыбнулась, по привычке взяла её за руку, и наши шаги утонули в шёпоте вечернего Петербурга.

...Свет от имени М.В. Ломоносова для всех нас, его учеников и для «других»... Свет истинной Науки и Культуры. Почему? Да, потому что его устами и делами движет Бог...

​